Глава 7. Из Москвы в Турин
Надеюсь, он сможет играть.
Об этом я думаю, когда, сквозь падающий снег, наблюдаю за разговором врача, массажистов и моих партнеров по сборной, которые стопились вокруг лежащего на земле игрока. На бывшем стадионе имени Ленина стоит жуткий холод. Для итальянских журналистов в пресс-ложе поставили временную крышу. Я видел их вверху, все кутались в плащи. Им тоже было не очень комфортно.
Россия – Италия, 29-е октября 1997-го года, ответный матч плей-офф за выход на чемпионат мира во Франции. Я попал в сборную осенью 1996-го. Снова из-за травмы – на этот раз не повезло Анджело Перуцци. Я с командой U-21 тоже был в Молдове, пришлось остаться, потому что меня вызвали во взрослую сборную. Тренером был Арриго Сакки. Так я встретился с ним впервые.
С января 1997-го меня начали стабильно вызывать. Первым номером был Перуцци, его дублером Пальюка, третьим вратарем я. Но Перуцци часто получал травмы. В Москве были только Пальюка и я.
И, черт возьми, на земле лежит именно Пальюка. Как же холодно! Я всегда рад играть, но в этот раз я смотрю на происходящее и надеюсь, что его столкновение с Канчельскисом, россиянином из Фиорентины, не приведет к последствиям. Прежде всего, для него. Но и для меня тоже. Худших условий для дебюта не придумаешь: важный матч, ужасная погода. Ну и одно дело – впервые сыграть за Парму, и совсем другое – выйти на поле в составе сборной.
"Готовься", – говорит мне Чезаре Мальдини, принявший команду после ухода Сакки.
"Да брось ты", – отвечаю я ему про себя. И не двигаюсь с места.
Мне показалось, что прошла вечность, но на самом деле – всего минута с того момента, как врач показал, что Пальюку нужно менять. Мальдини оборачивается и видит, что я по-прежнему сижу на скамейке, под одеялом.
"Ты готовишься или нет?".
"Мистер, я уже готов". На этот раз я отвечаю не только мысленно и вступаю в игру, в шортах и футболке с коротким рукавом. (Я никогда не играл в штанах, даже при минусовой температуре. Но, признаюсь, сейчас я уже не выделываюсь. Если идет ливень, как в Шотландии в 2007-м, я надеваю водонепроницаемый K-way под форму). Итак, я в игре. Слегка робею. Но Костакурта быстро заверяет меня, что все в порядке. К тому же, в защите, передо мной, мой верный Канна. "Спокойно, Джиджи", – шепчет мне Фабио. – "Как обычно". Чтобы успокоить меня, он забил первый гол, который я пропустил в сборной. Автогол Каннаваро. Но, даже несмотря на то, что весь второй тайм я провел на обледеневших ногах, считая секунды до конца матча, дебют удался, я был надежен. Хотя так задубел, что толком не мог вынести мяч за пределы штрафной. Россияне это заметили и пытались перехватить его, но все закончилось хорошо. 1:1 (1:0 в Неаполе) – Италия на чемпионате мира. В общем, о Москве у меня есть и хорошие воспоминания.
Часто, когда говорят о молодых игроках, которых подпускают к основе команды или сборной, говорят: "Мы берем их, чтобы они набрались опыта". Вспоминая свою историю, я понимаю, что, только оставаясь в запасе, я смог сполна оценить свой первый чемпионат мира.
В 1998-м я не был готов. По крайней мере, психологически. Я понял это в день первого матча Италии, против Чили в Бордо. Песни, цвета, люди, эмоции. Невероятно.
"Хорошо, что я на скамейке", – сказал я себе. Перуцци снова травмировался, основным на мундиале был Пальюка, вторым я, третьим Тольдо. Меня все устраивало. Мне было полезно находиться в сборной, но на мне не лежала ответственность. Я набирался опыта, учился.
Признаюсь честно, в те времена я был немного альтернативщиком. В том плане, что мог заявиться в штанах из синего атласа на прием на вилле Танци, где все были в косюмах и галстуках. Стефано Танци до сих пор об этом рассказывает: "Джиджи был единственным футболистом, которого я хотел видеть на вечеринках почаще".
Со временем я понял, что поездка во Францию была очень полезной. Но сидение в запасе все-таки плохо на меня влияло. Однажды я, сам не знаю почему, вышел из себя. Это было после второго или третьего матча, я не хотел тренироваться. Мальдини начал ругаться.
"Мистер, я не хочу". По моим воротам наносили удары, а я не отбивал мяч. Ребята били, я стоял на месте, посреди рамки, как статуя.
"Работай", — приказал мне Мальдини.
"Нет".
"Тогда иди в душ". И я пошел, меня не нужно было просить дважды. Тренер оцепенел от такой наглости.
Тем же вечером я извинился. Мальдини улыбнулся и послал меня подальше, как всегда делал. Чезароне наказывал тех, кто выводил его из себя, но он понимал, что я еще мальчишка, что я росту. Сейчас мне очень стыдно за ту историю, да и за многие другие эпизоды из моего прошлого.
Мы покинул чемпионат мира, проиграв в серии пенальти Франции. Сменился тренер: вместо Мальдини пришел Дино Дзофф. Сборную возглавил легендарный вратарь, и первый вопрос был очевиден: кого он поставит в основу?
В сентябре 1998-го года, в Удине против Швейцарии (2:0, дубль Дель Пьеро), Дзофф дал ответ: я занял место в воротах Италии. С тех пор я покидал его только из-за травм.
Началась эра Буффона. В это же время Парма начала побеждать: Кубок Италии, Кубок УЕФА, Суперкубок Италии. Я уже играл в Лиге чемпионов, в сезоне 1997/1998, но радость от дебюта испортил вылет – мы не вышли из группы из-за домашней ничьи со Спартой.
Я набирался опыта, сталкиваясь с победами и поражениями. Это были прекрасные годы, легкомысленные и немного сумасшедшие: у меня были короткие волосы и даже мелирование. Я выходил за рамки шаблонов. В воскресенье вечером я отправлялся на танцы в Модену, в Милан. Я гулял и отдыхал, но отдавал себе отчет. Я чувствовал необходимость прожить сполна свою молодость. Сейчас мне тридцать, у меня жена и сын, и я уверен, что все делал правильно, когда развлекался и творил глупости. Я ни о чем не жалею. Я мало общался с одноклубниками, у меня была большая компания друзей. Я был любимчиком Пармы.
Я с интересом наблюдал, как в команде меняются тренеры. У меня со всеми, в целом, были хорошие отношения, хотя иногда моя манера поведения, граничащая с нахальством, давала о себе знать. Например, как-то накануне матча я пошел к помощнику тренера и спросил его: "Завтра я играю?".
Он сурово на меня посмотрел. "Я не знаю, мистер мне не говорит такие вещи". Помолчал мгновение и добавил: "Мы работаем вместе десять лет, но я никогда не ел с ним даже пиццу". Он сказал это почти с гордостью, как будто хвастался их исключительно профессиональными отношениями.
Я, как обычно, не сдержался: "И вы считаете это нормальным? Мне так не кажется".
Да, я знаю. Мне не хватало чувства такта, но я заставил его задуматься.
После Карло Анчелотти, с которым мы почти что дружили, пришел Альберто Малезани.
В Парме его встретили достаточно холодно, скептично. Ждали, когда он оступится. Но Малезани сумел показать свои лучшие качества, и команда начала побеждать. Я ценил его, потому что он был тренером, который хотел, чтобы команда играла красиво. Потом метеором пронесся Арриго Сакки. Он не задержался даже на месяц, появился и исчез в холодном январе 2001-го. Но за этот короткий период я успел понять, почему он стал иконой итальянского тренерского цеха: у него был ответ на каждый вопрос, он все объяснял, всему уделял внимание.
Он поддерживал меня, даже когда мои ошибки стоили Парме победы. Мы играли дома с Лечче, очень важный матч. Выигрывали 1:0, пока я не допустил глупость на последней минуте и Лукарелли не сравнял счет. На пресс-конференции все спрашивали Скалу обо мне, о моей ошибке. "Да, он ошибся, но, если посчитать очки, которые мы заработаем благодаря нему до конца чемпионата, баланс будет позитивным". Его отставка была шоком для всех. Мы ни о чем не догадывались, не ждали ничего подобного. Он подал заявление после выезда в Верону, команда узнала об этом из газет. Мы не могли поверить. Сакки прибыл на базу, собрал нас в раздевалке и сказал: "Извините, но я не могу справиться со стрессом".
За тот месяц я понял, почему он настолько противоречивый тренер. Потому что он был революционером. Если кто-то и изменил менталитет итальянских футболистов, то именно Сакки.
Арриго сменил Ренцо Уливьери. Большой человек, у меня такое впечатление, что мы работали вместе лет десять. Ренцо невозможно не игнорировать: его или любишь, или ненавидишь. Он обладает удивительным чувством иронии. Настоящий футбольный тренер, из старых времен.
С 1998-го по 2001-й год Парма была очень сильной командой, которая выиграла намного меньше, чем заслужила. Если бы мы носили форму Юве, то выиграли бы все. Я говорю о менталитете победителей, о культуре. Если бы мы были старше на два-три года, более уверены в себе, то добились бы великих побед, которые вошли бы в историю.
Однако мы были молоды. Возможно, слишком молоды. С одной стороны, это хорошо, но, с другой, плохо. С каждым годом нам хотелось большего. Но красивая история Пармы – и Танци, которого я очень люблю, несмотря ни на что – подходила к концу, пусть я об этом и не догадывался.
Моя карьера в Парме тоже завершилась. Я чувствовал это. Летом поехал отдыхать в Австралию. Стоял июнь 2001-го. Я был в Бангкоке, по пути домой, когда Сильвано прислал факс.
Это была первая страница туринского Tuttosport. Крупными буквами на ней было написано:
ЮВЕ: БУФФОН.
