Глава 23. Марко Матерацци
Честно говоря, мы с Рино Гаттузо хотели оторвать Фаусто голову. Мячом. Он все еще жив, но тогда я бы не поставил на это ни монеты. Вероятность того, что он не умрет, была минимальной - примерно так же оценивали мои шансы забить в финале чемпионата мира или победу Лестера Клаудио Раньери в Премьер-лиге. Или вручение Гаттузо Нобелевской премии. Но все это случилось, за исключением последнего – тогда мы бы не избежали Апокалипсиса.
Фаусто был одним из камердинеров в нашем отеле. Итальянец, гордый и надежный: если бы он рассказал хотя бы одному журналисту о том, что видел, его бы сразу же с позором вышвырнули из Германии.
Мы очень его любили, да и сейчас все с ним общаемся. Отличный парень, вот только мы пользовались его добротой. Он стал нашей мишенью, в прямом смысле слова. Он – цель, мы двое – снайперы. Однажды пришли к нему с парой футболок – красивых, блестящих, с номерами, написанными золотой краской. «Хочешь их? Это футболки, в которых мы играем, они для тебя».
На его глазах мгновенно появились слезы. Он был счастлив: «Спасибо, парни, вы – настоящие друзья».
Тут я продолжил: «Но, Фаусто, чтобы получить их, ты должен кое-что для нас сделать».
«Все, что захотите, парни».
«Ты должен отбить пенальти головой».
«Что?».
«Я бью пенальти, а ты должен отбить его, остановив мяч головой. Нельзя трогать его ни руками, ни ногами, ни любой другой частью тела».
Рино стоял на два шага позади меня и наблюдал за разговором, молча. Но каждый раз, когда я открывал рот, он кивал. Мой верный сообщник.
Нормальный человек (с головой на плечах?) послал бы нас подальше. И сделал бы правильно, ведь мы это заслужили. Но не Фаусто – слишком кроткий, чтобы нагрубить нам. Он согласился: «Хорошо, Марко».
Мы сразу же пошли на поле около пруда. Сделали 11 шагов от ворот – годами споря с арбитрами, мы узнали, что один шаг равен метру. А 11 метров – классическое расстояние для исполнения пенальти. Мы с одной стороны, Фаусто – с другой. Принцип сельской дуэли.
В Рино проснулась человечность, почти альтруизм: «Я не хочу, чтобы он умер. Если это произойдет, кто расскажет Липпи?».
«Спокойно, мы сбросим труп в пруд».
Из нас двух я был пенальтистом. Я начал разбег. Длинный разбег. Ударил мяч со всей силой, словно передо мной был злейший враг, а не симпатичный мне парень. Естественно, я целился в голову. Внутри был абсолютно спокоен: «Куда там ему отбить». Но Фаусто отбил мяч - виском, с хирургической точностью. Я ударил плохо, однако ради двух футболок он бросился навстречу торпеде, которую я запустил. Это был прыжок ангела, и он действительно был близок к тому, чтобы им стать. Сбитым, идущим ко дну.
Рино: «Ты убил его».
«Да ладно, перестань».
«В таком случае мы сохранили футболки». Какая гуманность.
В этот момент Фаусто захрипел, подавая признаки жизни: «Парни, я победил?».
Мы ответили ему в один голос: «Да, у тебя получилось. Молодчина!». Мы кричали от радости.
Шатаясь, он повернулся к нам, чтобы получить свой заслуженный приз.
Вот так мы и развлекались. От победы до победы, лавируя на грани шутки и предумышленного убийства. Если ты не умеешь веселиться, то рискуешь сойти с ума. Если ты слишком серьезный, то выйдешь на поле чересчур взволнованным, а не сосредоточенным. Есть тренеры, которые запрещают музыку в раздевалке, а наша в Германии казалась танцевальным залом.
Перед матчами, а особенно после них, в нас вселялся дух Тони Манеро. Я приносил колонку, которую мы присоединяли к айподу (до сих пор храню ее дома, как реликвию), музыку выбирали по очереди, хотя и были обязательные песни в случае побед: Magalenha Сержио Мендеса и 'Osurdato 'nnammurato. Под первую мы танцевали, а вторую пели – солировали неаполитанцы Каннаваро и Феррара, помощник Липпи. Эту песню в свое время исполняли Массимо Раньери, Анна Маньяни, Энцо Янначчи и Роберто Веккьони. Но в 2006-м дно было пробито – ее спел Гаттузо.
Мы были школьниками на прогулке. Конечная цель – Берлин. Во время таких прогулок ты достаточно долго находишься вдалеке от дома, но не чувствуешь ностальгию, разве что чуть-чуть. Когда путешествие начинается, ты хорошо знаешь своих одноклассников, но, когда вы возвращаетесь, то уже не можете друг без друга. Меняется и взгляд на учительницу: из цербера, который заставляет тебя учиться, она превращается в человека, который делает это только ради твоего блага. У нас был профессор Липпи. Я не играл в первых двух матчах – на поле выходил Неста, который потом травмировался. Но я был спокоен, потому что тренер знал, как дать мне почувствовать себя важным. Я оставался в запасе, понимал, что могу ни разу не выйти на поле, но был настроен по-боевому. Я чувствовал доверие мистера, он мотивировал меня каждый день, каждый час. Он помогал мне, а мы – футболисты – помогали друг другу. Рядом всегда была рука поддержки. Когда Де Росси удалили во встрече с США и дисквалифицировали на четыре матча, у нас был откровенный разговор. Мы ехали в автобусе, после игры прошло два дня. Ехать нужно было недолго, но времени хватило, чтобы поговорить начистоту: «Даниэле, не говори, что сделал это неспециально. Это большое дерьмо. И это утверждаю я, который в жизни натворил много дерьма, даже слишком много. Но бесполезно извиняться, нужно смотреть вперед, взять на себя ответственность. Я с тобой, на твоей стороне. Если хочешь поплакаться, когда вернешься в комнату, если я буду тебе нужен – звони. Знай, что мы все сражаемся за тебя. Дисквалификация закончится до финала, и мы тебя туда выведем».
Даниэле, человек рассудительный и благоразумный, не только вернулся на матч с Францией, но и исполнил один из пенальти. И Бартез его не отбил.
К сожалению для французов, наших соперников, у них на воротах стоял не Фаусто.
