Глава 8. Дженнаро Гаттузо
«Терроне, признайся…».
В тот момент я ненавидел Пирло. Я бы убил его. Бог ты мой, я даже пытался, но несколько тычков в лицо его не остановили. Он высовывался из дверей и продолжал издеваться надо мной, говорил и говорил со своим невыносимым брешианским акцентом: «Терроне, ну признайся, что ты на допинге. К слову, ты пропустил праздник, который войдет в историю».
«Расист!».
«Терроне».
«Легист!».
«Терроне».
«Невыносимый»
«Терроне. Праздник…».
Праздник проходил мимо меня. В раздевалке Италии пели и танцевали. Мы только что выиграли полуфинал против Германии, премьер-министр Романо Проди поздравлял ребят, пока они засматривались на округлости министра Джованны Меландри. А я был пленником в комнате допинг-контроля. Не мог выйти из нее. Под присмотром голландского врача, который заливал в меня мерзкое безалкогольное пиво. Пиво уже не лезло, но помочиться не получалось, хуже не придумаешь. А еще он смеялся.
«Над чем ты ржешь, идиот?». Я оскорблял его, хоть он ничего и не понимал.
Один идиот и другой идиот, который отходил на несколько минут, но снова возвращался: «Псс, пссс… Пописял, малыш Рино?». У Пирло выражение лица святого, но на самом деле он был главным провокатором, мог говорить худшие вещи с абсолютно невозмутимым видом. И я ничего не мог делать – не получалось, и все тут. У меня был мочевой пузырь немца, и это сыграло злую шутку. Голландец, в свою очередь, пытался помочь: «Do you want to drink, mister Raino»?
«Райно – твоя сестра! По-твоему, я хочу пить еще?».
«What?».
«Убейся».
Тем временем, прибыло усиление. К Андреа присоединился Оддо: «Извините, синьор, мы можем вам чем-то помочь?».
«Пошли вон!».
«Терроне».
«Вон!».
«Любитель допинга».
Им не хватало фантазии, они повторяли одно и то же. Единственное, что меня немного успокаивало, так это то, что после матча со мной обращались, как с Диего Армандо Марадоной на чемпионате мира 1994 года. Все прекрасно помнят, как он тогда покидал поле: только прозвучал свисток арбитра, медсестра взяла его под руки и повела на допинг-контроль. На Олимпиаштадионе меня тоже «поймали» около раздевалки, но в наших с Марадоной историях была существенная разница: за мной прислали уродину. Страшную, как смерть. Из нас вышла отличная пара. Я сказал об этом Пирло и Оддо: «Ослы, такое было и с Марадоной».
«У тебя обнаружат допинг, как и у него».
«Не несите чушь».
«Да, да». Пирло подтвердил свои слова, хотя его лицо, как обычно, ничего не выражало.
«Золотой мальчик…». Поддакивал Оддо…
«… и Дерьмовая рожа». Пирло указывал на меня.
Кошмар.
В конце концов, им, к счастью, это надоело, и они пошли в автобус. Голландец расслабился в кресле, которое с трудом его выдерживало. Я никак не мог помочиться. Я старался, даже выпил еще одно безалкогольное пиво, пытался найти во взгляде врача понимание – без толку. Но вот он задремал. Я мог попросить кого угодно сделать все вместо меня, и никто бы не заметил. Он захрапел, бедное кресло скрипело. Прошло два с половиной часа. И я почувствовал – пошло. Не сдержался, закричал: «Да, да, наконец-то!». Ноль реакции. Он не проснулся бы даже от выстрела танка. Пришлось бросить в него банку (безалкогольного пива, естественно) – врач понял, что произошло, и начал аплодировать. Он праздновал. А я не мог остановиться – из меня вышел как минимум литр.
Команда ждала меня в автобусе целую вечность. Когда я пришел, меня встречали, не как героя: «Терроне, как обычно».
Я сразу пошел к Пирло и Оддо: «Ребята, это для вас. Я прошу прощения, что так долго».
Я дал им по банке пива. И отвернулся, меня не интересовал ни Андреа, ни Массимо, ни то, что произошло дальше. Не знаю, попробовали ли они его. Не знаю, как все сложилось. Не знаю, хорошо ли они себя чувствовали или не очень. Не знаю и не хочу знать, потому что иначе мне каким-то образом, спустя десять лет, пришлось бы рассказать, что было в тех банках, которые я такой любовью для них приготовил.
Светлое пиво, слегка горьковатое, с резким запахом. «Сваренное» по моему рецепту. Собственного производства. Время выдержки: два с половиной часа.
