Глава семнадцатая. Самый сложный матч. Часть третья
Я соглашаюсь на сделку, думая о том, что могу быть полезнее, посвятив себя работе. Я ставлю общее благо выше своего. Чтобы чувствовать себя хорошо, я должен продолжать бороться за правду. Вот почему сделка – это очень болезненное решение: даже минута приговора для меня является несправедливостью. В итоге мы договариваемся о трех месяцах отстранения и крупном штрафе.
В день слушания, когда мои адвокаты отправляются в Рим, события принимают внезапный поворот. Сделка срывается, судьи считают ее неприемлемой. Приговор собираются увеличить до четырех месяцев. Я должен быть подавлен, но я удовлетворен. Это удар ниже пояса, но я все равно в порядке. Это какой-то парадокс. Я рад. С меня спал груз ответственности. Мне позволили не принимать решение, которое было мне не по душе. Я снова становлюсь собой, снова буду бороться, я невиновен. Для моих адвокатов начинается самое сложное: ночью они возвращаются в Турин, утром я твердо заявляю, что хочу продолжать процесс, днем они снова едут в Рим. Я понимаю, что динамику развития событий в спортивной юстиции невозможно понять. Под нее можно только подстроиться. Федеральная прокуратура, которая согласилась на сделку и три месяца, теперь просит наказание в пятнадцать месяцев. Это в пять раз больше! Нелепость! Невероятная непоследовательность! На сайтах газет и на телевидении - меня обвиняют везде, забывая, что за числами и домыслами стоят жизни людей. Однако, послушав речь своей защиты, я все еще думаю, что могу быть оправдан.
Спустя десять дней суд выносит решение: десять месяцев за два случая недоносительства. Неплохой исход, учитывая пятнадцать месяцев, которые требовала Федеральная прокуратура, но намного хуже трех, о которых договорились, когда речь шла о сделке. Лично для меня это не лучше и не хуже – это несправедливо. Я по-прежнему не вижу в этом смысла. Футбольный сезон начался, и я сражаюсь на двух фронтах: мы должны подготовить апелляцию, а Ювентус – хорошо стартовать. Я отправляюсь в Пекин, где мы играем с Наполи за Суперкубок Италии, и даже не знаю, могу ли находиться на тренерской скамье.
Это момент темнее самой темной ночи: дисквалификация лишает меня возможности разделить радость от победы с моими ребятами. Я впервые понимаю, что такое – быть далеко от поля. Когда я занимаю место на трибуне, и арбитр дает стартовый свисток, я остро чувствую, как мне плохо. Как будто меня ударили уже давно, но только теперь я начал ощущать боль. «И это будет продолжаться десять месяцев», - думаю я, не отрывая взгляд от поля.
Перед матчем и после него я говорю по телефону с адвокатами. Когда в Китае утро, в Италии глубокая ночь, я заставляю всех работать без перерыва, это сложные переговоры, очень напряженные. Я возвращаюсь в Италию и иду в контратаку: хочу присутствовать на слушании об апелляции. «Мне хочется посмотреть в глаза тем, кто меня обвиняет, и тем, кто должен меня судить». Я никогда не прятался, не собираюсь это делать и сейчас. Я никогда не убегал, ни разу в жизни. Я сижу в первом ряду. Слушаю все, молча, и покидаю здание с надеждой, что судьи наконец-то поняли, как обстоят дела на самом деле.
Но решение суда и аргументы в его пользу – последний кусочек в этой абсурдной мозаике. Что постанавливают судьи? Меня оправдывают относительно матча Новара – Сиена, того самого, где я якобы на собрании говорил о необходимости ничьей. Отлично. Одно обвинение снято, значит, и дисквалификация должна уменьшиться, разве не так? Не так – те же десять месяцев. Почему? Потому что матч Альбинолеффе – Сиена им видится договорным. Так что ничего не меняется. Мне некого и не за что благодарить. А судья еще и говорит, что «для Конте все сложилось хорошо».
Как можно объяснить, что означает доверить свою карьеру, свою жизнь кому-то, кто так поступает? Как может судья, принимающий такое решение, оставаться в моих глазах заслуживающим доверия? И еще о доверии: а как же мой великий обвинитель, который рассказывал о матче с Новарой? Чем все закончилось для него?
Моя голова готова взорваться, я переживаю тысячи эмоций, думаю над тем, как реагировать, и меняю мнение каждую минуту. Но затем все-таки принимаю решение. Не знаю, было ли оно лучшим или худшим в этой ситуации, но, без сомнения, самым честным. Я организовываю пресс-конференцию с моими адвокатами. Мы не слишком готовимся. Те, кто смотрят ее в прямом эфире, не могут увидеть подвоха и наигранности, потому что их нет. Они видят невиновного человека, невиновного и разгневанного, невиновного и яростного. Я пересматривал эту пресс-конференцию всего один раз: на ней был действительно я настоящий. Я думаю, что дал понять всем, что с ними говорит честный человек, который защищает свое достоинство. Именно тогда я впервые сказал слово «ужасающий» («aggiacciante»), которое разлетелось по сети и стало мемом.
Последняя инстанция – Национальный арбитражный суд по делам спорта. Я все еще не смирился, но уже готов принять, что правда никому не нужна. Дисквалификацию уменьшают с десяти до четырех месяцев и мотивируют это непостижимой фразой: «Он не мог не знать».
Чемпионат уже начался. Мне едва хватает сил. Я пережил месяцы напряжения, ярости, обиды, я держал это все в себе. Я как лев в клетке. Мне страшно не хватает футбола. Всю неделю я готовлю команду, провожу тренировки с привычной скрупулезностью, пытаюсь держать парней подальше от своих проблем, но это очень сложно. Сложно не иметь возможности полноценно работать со своим собственным творением, о котором ты заботишься каждый день. Позитивный момент (если такой вообще есть) – мое отсутствие во время матчей делает команду более сплоченной, делает ее сильнее, приемы, которые мы отрабатываем на тренировках, доводятся до автоматизма, становятся естественными, как дыхание. В перерывах матчей мои мучения достигают апогея: я представляю, что мог бы сказать, если бы был сейчас с ребятами, какие указания дал бы им. Вместо этого я должен слушать чьи-то рассуждения: «В целом не так уж и плохо, что Конте отстранен. С трибуны он видит то, что с кромки поля невозможно увидеть. И этой команде, кажется, не слишком нужен тренер». Я молчу, я серьезно ранен. На несколько недель я отдаляюсь даже людей, которые поддерживали меня во время процесса.
Переживать матчи в ложе Sky Box очень тяжело. Поначалу чувство бессилия так меня угнетает, что я отказываюсь верить в происходящее. Я не хочу принимать эту ситуацию: несправедливую, неправильную. Почему я должен смириться с этой жестокостью? Мне причиняют боль неделя за неделей, я даже лишен радости вести своих ребят за собой в матчах Лиги чемпионов, самого важного турнира. Мы сделали невозможное, чтобы участвовать в нем, а теперь мечта для меня превратилась в кошмар. От первого матча против действующего победителя Челси до игры с Шахтером, которая обеспечила нам выход в плей-офф – за всем я наблюдаю издалека. Я пропущу из-за дисквалификации 22 официальных матча: Суперкубок Италии, 15 туров чемпионата и групповой турнир Лиги чемпионов. Юве возвращается в Европу и твердо стоит на ногах, занимая первое место в группе. По случаю моего возвращения ожидается очень сложный и очень эмоциональный матч: 12 февраля на потрясающем стадионе в Глазго сыграют Селтик и Ювентус.
