Глава семнадцатая. Самый сложный матч. Часть вторая
Но времени жаловаться нет: встречи с адвокатами идут одна за другой. Я сразу принимаю важное решение: я буду сам строить свою защиту. Не позволю адвокатам принимать решения, с которыми не согласен, пусть они и профессионалы своего дела. Не буду сидеть в уголке и ждать, пока мне позволят что-то сказать. Я чувствую, что, только принимая активное участие, найду правильное решение и, возможно, даже пойму, почему оказался в такой ситуации.
Я подхожу к юридическим вопросам точно так же, как к работе с командой. Я настроен жестко, я давлю на адвокатов: "Что мы можем сделать?". Этот вопрос становится для меня навязчивой идеей, пока не появляется идея. Мы изучаем мотивировку судебного приговора уже завершившегося процесса, который также был основан на заявлениях так называемых "раскаивающихся", и находим важную зацепку: судьи этого процесса утверждают, что защита должна пытаться представить доказательство невиновности, демонстрируя "недостоверность" обвинителей, а не просто ограничиться утверждением того, что им нельзя верить. Это нам и нужно. "Раскаивающийся", который меня обвиняет, говорит, что накануне матча между Новарой и Сиеной все, кто был на собрании, слышали, как я говорил о необходимости ничьей? Прекрасно, мы соберем их свидетельства. Послушаем, что они скажут.
Начинается молниеносная и очень сложная операция, которой я руковожу: "Что мы уже сделали? Сколько футболистов нам не хватаем? Когда мы поговорим с этим? Где найти этого?". Мои адвокаты мечутся по всей Италии в сопровождении приставленных к ним других адвокатов, которые должны гарантировать прозрачность расследования. Джулиянова, Пьяченца, Сиена, Болонья, Падова, Лоди, Палермо, Наполи – без передышки. За несколько дней мы собираем около двадцати показаний, и все они однозначны: я никогда не говорил о ничьей. Более того, многие футболисты вспоминают, что на том собрании я произнес пламенную мотивационную речь, которая многих вдохновила. Какой уж тут договорняк!
Адвокаты приводят в порядок собранную информацию, а я на несколько дней еду на Ибицу. Отпуск – громко сказано. Это великолепное место, я с семьей и друзьями, но мои мысли постоянно заняты другим. Я иду в бар что-то выпить, но никак не могу расслабиться. Общаюсь с приятелем, но уделяю разговору 100% внимания. К тому же, много времени провожу с телефоном, раздавая указания и следя за новостями. Учитывая стресс, который я пережил за год, не такой отпуск я себе представлял. Время летит быстро. Мы передаем в суд все доказательства, которые подготовили. Мое слушание в федеральной прокуратуре назначено на 13 июля. У меня наконец-то будет возможность рассказать правду тем, кто обладает властью. Ведь даже до обыска меня никто не допросил. Ни разу. А вот "раскаивающийся" давал показания пять раз, обвиняя меня с первого дня своего ареста: каждый раз от него звучат разные версии, и у него нет абсолютно никаких подтверждений.
В 12.00 я с адвокатами вылетаю из аэропорта Аосты – туда приезжаю прямиком со сборов. Когда мы взлетаем, в хвостовой части самолета начинает жутко вонять – как будто мы горим. Признаюсь, мы тогда немного испугались. Сигнал, после которого я должен был понять, что не стоит ждать ничего хорошего. Но я спокоен и уверен в нашей правоте. Настолько спокоен, что вечером даже иду поужинать в ресторан, хочу расслабиться, а не готовиться к слушанию. К тому же, мне нечего готовить. У меня простое задание: рассказать правду. Выложить все так, как было на самом деле. В прокуратуре меня ждут десятки журналистов и камер – они везде. Чтобы пробиться в зал, приходится применить физическую силу, пробираясь через кричащую и толкающуюся толпу. Эта давка – как воплощение всего процесса. Невероятная шумиха, неизбежно превращающаяся в спектакль.
Когда начинается разговор, стоя перед пятью членами следственного комитета, я понимаю, насколько спортивная юстиция отстала от времени, в том числе с точки зрения технологий. Я был уверен, что все будет записано в автоматическом режиме, но нет – кто-то вручную вводит в компьютер фразу за фразой. Это делает процесс намного тяжелее: нужно переписывать, перечитывать… Впрочем, у меня одна цель – максимальная честность, пусть даже придется сто раз повторить "нет, я такого не говорил", "тут нужно внести поправку" и так далее.
Я говорю правду, в тот момент я чувствовал подъем. Я идеально описал ситуацию: без сомнений, без противоречий. Я уверен, что убедил судей в своей невиновности. Ничего не остается как отсчитывать дни до их вердикта, который будет вынесен через две недели, 26 июля. Это определяющий день. Я не заслуживаю идти под суд, это должно быть очевидно. Я отказываюсь от мысли, что меня могут признать виновным, ведь это неправда. Но я также понимаю, что одно дело – когда тебя обвиняют в правонарушении, другое – в недоносительстве. Пресса бурлит, я читаю все и со всем несогласен. Мне до сих пор очень сложно понять, что стоит за этой историей. А ведь причина есть и должна рано или поздно открыться…
Решение судей – один из самых парадоксальных моментов всего процесса. Меня признают виновным в недоносительстве, и многие, в том числе и адвокаты, считают, что мне даже повезло. Это безумие, по-другому и не скажешь. "Слушай, мы добились того, что это не правонарушение, это уже что-то". Что-то?! Как может невиновный принять эти слова? Это удар по моему достоинству. Окончательно ясно, что логика в этом дела отсутствует.
У нас есть меньше недели, чтобы подготовиться к слушанию первого августа. Я очень расстроен, но продолжаю бороться, как всегда. "Антонио, ты должен справиться", - говорю себе. "Должен доказать, что невиновен". Я не собираюсь убегать. К тому же, начинает вырисовываться еще одна возможность, которую мне предлагают не инопланетяне, что было бы вполне в духе этой абсурдной истории, а мои адвокаты.
Сделка.
Этот вариант очень далек от меня, от моего сердца, от моего понятия о справедливости. Я никогда не шел на компромисс. Я ценю стремление, честь, труд. И тут, посреди этого ужасного лета, мне говорят, что я должен, могу, должен бы, мог бы пойти на сделку. Чтобы вы не подумали, будто мои адвокаты сошли с ума, я отмечу, что в спортивной юстиции сделка – это не признание вины, а возможность избежать еще одного процесса, отделаться, так сказать, штрафом. Мне говорят: "Антонио, ты не должен ни в чем признаваться". Добавляют: "Так мы навсегда закроем эту историю, и ты вернешься к делам, которые любишь. Хотя бы раз отложи свои принципы в сторону". Это не все для меня и не про меня. Невозможно описать, насколько такой поступок противоречит всем моим принципам. И тут я допускаю свою единственную ошибку. Я соглашаюсь на сделку.
Продолжение следует.
