Глава седьмая. Я вешаю бутсы на гвоздь
Все видели, что начиная с 2002 года, моя роль в команда становилась все менее значимой: в раздевалке я был среди лидеров, но не всегда для меня находилось место в основе. Когда тебе за тридцать и ты играешь хорошо, говорят, что тебе помогает опыт. Когда плохо – пора заканчивать. Ребята вроде Каморанези, Трезеге, Дзамбротты и Таккинарди – настоящие фурии: они так же хотят побеждать, как и я, этот менталитет был передан им в первый день в Юве вместе с ключами от шкафчика в раздевалке. Но они младше и не перенесли столько травм.
Потому в бесславном для команды чемпионате 2003/04 я провел последний матч за бьянконери, практически не отдавая себе в этом отчет. Четвертого апреля 2004 года мы вышли на поле Сан Сиро против извечного соперника – Интера. Встреча двух команд, которым, по сути, уже не было за что бороться. Но Ювентус против Интера – это игра, которая не требует дополнительной мотивации. Я со скамейки запасных видел гол Мартинса, автогол Кили Гонсалеса, пенальти Виери, точный удар Станковича. Вышел вместо Каморанези за 20 минут до конца. В добавленное время Ди Вайо сократил разрыв, но матч закончился со счетом 3:2. Мы проиграли один из тех матчей, в которых в прежние времена я выходил с первых минут, чтобы вести за собой команду.
Сезон завершился, и настал момент принимать решение о моем будущем: мне исполнялось 35, но я чувствовал, что бензина еще хватает, а в отсутствии решительности и рвения меня никто никогда не мог обвинить. В общем, я хотел играть еще год. Одной из причин были серьезные изменения, которые замаячили на горизонте: Липпи передавал команду Капелло, в ходе трансферной кампании в Турин переехали 23-летний Ибрагимович, Фабио Каннаваро и другие отличные футболисты.
Но когда я начал переговоры с руководством, то обнаружил, что их предложение изменилось. Они были готовы использовать опцию продления на сезон, но со значительным уменьшением зарплаты.
"Извините, директор, - сказал я Моджи, – но мы не так договаривались. Почему вы хотите понизить мне зарплату?"
Он и глазом не моргнул: "Ситуация изменилась, Антонио. И это наши новые условия".
Я взял время, чтобы подумать, но шли дни, и для меня это все больше становилось делом принципа, а не финансовым вопросом. То есть, чем-то очень серьезным. И в итоге я решил – заканчиваю карьеру. Меня абсолютно не волновали деньги, я готов был отдать их все. Но правила не меняют во время игры.
Я никогда не любил свет прожекторов, громкие речи и прощания, сопровождаемые фейерверками. Я всегда предпочитал говорить своей игрой. Но я посчитал, что заслуживаю большего уважения. Неожиданно я стал футболистом без команды, так и не встретился с Капелло. Меня воодушевляла идея поработать с ним: тренером-победителем, который взял множество трофеев, к тому же, был таким же прямолинейным и жестким, как и я.
Я ушел из Ювентуса тихо – точно так же, как пришел. Когда об этом объявили официально, ультрас организовали мне прощальный матч – на маленьком поле в пригороде Турина. На их футболках были надписи "Антонио Конте 8", "Антонио Конте – наш капитан". Матч друзей, без интервью после него, но подтверждающий, с какой любовью ко мне относились болельщики бьянконери.
Я решил отдохнуть, поехал в отпуск. Два месяца – такого не было со времен школы. Перед тем, как уехать, я позвонил своему агенту: "Если будут предложения, сообщай мне". Он ни разу не набрал меня, даже по ошибке. Но я все еще хотел играть. Потому, вернувшись в Италию, попросил у Лечче разрешения тренироваться с Примаверой. Я упорно работал, стараясь не привлекать к себе слишком много внимания, позволив ребятам спокойно заниматься под руководством их тренера, Роберто Риццо. В то же время я понял, что внимательно наблюдаю за ними, стараюсь понять, кто может стать хорошим игроком, у кого в глазах та же решительность, что и у меня, кто напоминает мне меня двадцатилетней давности. Я чувствовал себя слишком большой рыбой в аквариуме, но был спокоен: я дома. Каждый день я действительно возвращался домой: к Аде и Козимино.
Однажды мне позвонил Корвино, спортивный директор Лечче.
"Антонио, это Панталео. Как у тебя дела?"
"Хорошо, развлекаюсь с ребятами…".
"Приятно слышать. Слушай, можем увидеться на днях? Я хочу поговорить с тобой лично".
Мы встретились днем, после тренировки.
"Дорогой, - начал он. – Риццо сказал мне, что ты в великолепной форме. Нам нужен именной такой игрок". Он настаивал: "У тебя есть харизма, характер, ты был бы примером для всех. Нам бы очень хотелось, чтобы в этом сезоне ты играл за нас".
Я не ожидал ничего подобного, но был рад. Мне предложили возможность завершить карьеру дома, в той же футболке, в которой я дебютировал. Это казалось счастливым концом сказки.
"Спасибо, директор, это было бы замечательно. Это единственное предложение, которое сейчас может заставить меня не уходить".
Мы даже поговорили о деньгах, я твердо решил, что часть зарплаты буду отдавать на благотворительность. В общем, казалось, что дело сделано. Команда была неплохая: Кассетти в защите, Джакомацци и Ледесма в центре поля, Божинов и Вучинич в атаке. Она могла ставить целью спокойное сохранение места в дивизионе. Моим тренером стал бы Земан. Было интересно посмотреть, как он работает. К тому же, я был уверен, что он ценит меня, ведь в середине 90-х, когда Зденек возглавлял Лацио, его помощник приезжал в Турин, чтобы узнать, готов ли я перейти.
Пока я ехал в Турин, чтобы собрать вещи, в Лечче распространился слух о том, что я могу подписать контракт. Две тысячи тифози устроили демонстрацию у спортивного центра – они были против моего перехода. Звучали угрозы в адрес клуба и мне лично.
Ультрас из моего родного города до сих пор почему-то считают, что я проявил к ним неуважение. Они так и не забыли тот гол и мое празднование – в первом туре чемпионата 1997/98, когда я забил, вернувшись на поле после двух очень серьезных травм.
Мне позвонил Корвино: "Антонио, ты это тоже видел… Вчера болельщики устроили акцию протеста. Возникают проблемы, но я уверен в нашем решении. Увидишь, скоро все наладится".
Я понимал, что Панталео находится в сложной ситуации: с одной стороны тифози, с другой – идея, в которую он верит. А еще и тренер, который, как оказалось, был не слишком воодушевлен моим вероятным появлением в команде. Журналисты обратились к Земану за комментариями, и, к моему удивлению, он ответил так: "Если клуб начал переговоры, значит, у них были на то причины". И я решил сделать первый шаг. Я к этому привык.
"Послушай, Панталео, я благодарен тебе за доверие, но я не хочу так завершать карьеру. Не хочу портить атмосферу".
Корвино попытался меня переубедить, но я принял решение. Во второй раз за пару месяцев я тихо отошел в сторону. До свидания, спасибо за все. Конечно, я был очень расстроен, молчание Земана только ухудшило мое состояние. С этого момента я начал видеть четкую перспективу – стать тренером. Я всегда об этом думал. Еще тогда, когда юнцом здесь, в Лечче, в воскресенье играл сам, а на неделе тренировал команду моего брата Джанлуки.
Мой карьера футболиста завершилась.
Я положил бутсы в шкаф воспоминаний и посмотрел вперед, в поисках нового вызова, нового приключения. И вскоре нашел его, полное удивительных эмоций.
